ГЛАДИАТОРЫ и ПОМПЕИ

[admin]

Децебал, сидевший рядом с Юбой, был более взволнован, чем нумидиец. Время от времени мрачная тень пробегала по лицу Децебала. Нумидиец старался рассеять дурное настроение Друга.

— Мне давно хотелось рассказать тебе одну историю,— начал Юба.— Я слышал ее от спартанца Дамасия за лень до его последнего выхода на арену. Видишь эту гору?— Юба показал на видневшийся в проеме ворот Везувий.— Туда из гладиаторской казармы в Капуе бежало восемьдесят гладиаторов. Ты слышал о Спартаке?

— Нет! — хмуро ответил Децебал.— Но я прочел его имя на стене карцера. Что это за человек?

— Спартак был фракийцем, он попал в Капую и прославился там на арене, получил свободу. Но этого ему было мало. Он подговорил гладиаторов бежать. С ним на волю вырвалось восемьдесят бойцов. На вершине Везувия Спартак скрывался несколько месяцев, а когда римляне заняли единственно удобный спуск с горы, он не растерялся. Из ивовых прутьев и виноградных лоз была сплетена длинная, прочная лестница. Беглецы спустились по ней там, где их не ждали. Римский легион был разбит. Узнав о победе, сотни тысяч рабов бежали от господ и присоединились к Спартаку…

— Собираться! — послышалась команда.

Юба встал. Обняв друга, он сказал:

— Если останусь жив, закончу рассказ. А если нет, узнай от других. Это важно…

Он махнул рукой и решительно направился к воротам.

Лишь на следующее утро Децебал и другие оставшиеся в живых гладиаторы узнали о том, что впоследствии долго давало пищу толкам и пересудам в маленьком городе.

Юба и Давид составили пятую пару. Иудей превзошел самого себя. Он сражался как барс и чуть не загнал Юбу в ложу, где сидели отцы города. Но в то мгновение, когда все ожидали гибели нумидийца, Давид пронзил себя мечом и упал к ногам своего противника.

Подобного не видывал никто в Помпеях. Гладиаторы нередко кончали самоубийством. Говорят, что это были просто трусы. Но Давид показал храбрость и искусство. Он закололся, чтобы бросить вызов толпе, чтобы выразить ей свое презрение. И толпа ревела, требуя продолжения борьбы.

Чтобы успокоить зрителей, устроитель игр выставил на арену дакийца Студиоза, равного которому не было среди гладиаторов. В схватке погибли оба, Юба и Студиоз. Ланиста рвал на себе волосы. Потерять трех первоклассных бойцов в один день!

[admin]

Децебал все чаще смотрел на Везувий. До самой вершины гигантская гора была покрыта деревьями и кустарником, и только раздвоенная вершина была пепельной, в расщелинах — цвета жженого кирпича. Где-то там прятался Спартак. Нет, не прятался, а гордо стоял, бросая вызов Риму.

В июльские календы в казарму прибыла новая партия гладиаторов. Вновь прибывшие были опытными бойцами из школы в Пренесте. И у Децебал а появилась надежда: не знает ли кто из них о Спартаке? О великом фракийце слышал Марк Арторий. Это был человек необычной судьбы. С детства Арторий бредил амфитеатром и знал всех знаменитых гладиаторов. Не проходило ни одного представления в Капуе или в Риме, на котором он бы не побывал. После смерти отца Арторий сам явился к ланисте римской школы, предложив свои услуги. Его заставили принести клятву в том, что он позволит сечь себя розгами, жечь огнем и убить мечом. К товарищам по ремеслу Арторий относился с некоторым пренебрежением, так как он не был «варваром» и сражался в римском амфитеатре в присутствии самого императора Тита.

— Спартак! Знаю, знаю…— снисходительно и равнодушно ответил Арторий дрожавшему от нетерпения Децебалу.— Из школы Лентула Батиата в Капуе. Недурно владел мечом. Сражался без забрала. Но в Риме его бы засмеяли. Я видел бойцов капуанской

школы. Щенки. Тройным выпадом не владеют. А еще хвалятся, что из школы, где был рудиарием Спартак.

— Ну а как он освободил рабов? — тихо спросил Децебал.

— Каких рабов? Разве раб может сражаться, как свободный?

Это все, что удалось Децебалу выжать из Артория. Может быть, римляне забыли о восстании рабов? Или Арторию известна одна лишь история фехтовального искусства?

Очень мало узнал Децебал о Спартаке. Но все же образ великого фракийца стал вырисовываться полнее. Среди учителей фехтования в школе было немало рудиариев, и среди них Пап. Это настоящие цепные псы, признававшие лишь своего господина ланисту. Чтобы получить полное освобождение, они притесняли новичков, издевались на ними. «Спартак был не таким,— думал Децебал.— Ему, получившему рапиру, не угрожала смерть на арене. А он заботился не о себе, хотел завоевать свободу для всех превратил в арену всю Италию».

[admin]

Однажды богатый помпеянец Сильвий Феликс вздумал водрузить перистиле тяжелую мраморную статую. По его просьбе ланиста отправил к нему двух гладиаторов и стражника для надзора за ними. Жребий пал на Децебал а и Кнриа.

Впервые Децебал в городе, за пределами казармы. Сандалии на деревянной подошве колотят по плитам мостовой. На улицах ни деревца, ни кустика. Слепые стены как бы повернувшихся спиною к улице домов — им нет дела до тех, кто бредет по мостовой. Они взывают своими надписями к долгу граждан: «Погонщики мулов, отдайте голоса за Клавдия», они призывают их к покупкам: «Нет ничего лучше льняной туники, затканной золотыми нитями», они оберегают их кошельки: «Амплиатус Педания — вор».

А вот извещение о бое, в котором погибли Юба и Давид. Краска еще не потускнела: «Будут биться нумидиец и иудей. Да здравствует устроитель игр Помпедий Руф!» И рядом беглое изображение сходящихся гладиаторов.

Вот и дом Сильвия Феликса. Над входом надпись: «Гай Сильвий Феликс приветствует гостей». А у порога на сглаженной человеческим телом известковой плите привратник с взлохмаченной головой. Цепь от его ноги тянется к медному кольцу в стене. Сколько этому несчастному лет? Запомнил ли он свое настоящее имя? Или как сторожевые псы откликается на кличку Молосс?

[admin]

Миновав полутемный коридор, Децебал и Кирн вступили в высокий просторный зал. Разноцветные кусочки мрамора, искусно подобранные и склеенные художником, сложились на полу в море с бегущими по нему кораблями. Все стены были в красочных изображениях. Децебал скользнул взглядом по фигуре скачущего всадника. Судя по щиту и шлему, это гладиатор, хотя не видно, что художник намеревался показать бой в амфитеатре. Да и о конном бое гладиаторов Децебал не слыхал.

И вдруг Децебалу бросилось в глаза крупное, отчетливо написанное слово «Спартак». Не веря себе, он прочел еще раз. Нет сомнений, всадник — вождь восставших, человек, судьба которого (после рассказа Юбы) стала казаться Децебалу частью его собственной жизни и судьбы.

— Скажи,— обратился Децебал к стражнику,— кто здесь хранит память о Спартаке?

Стражник обомлел.

— Ты что, спятил, собачий корм? — заорал он, занося кулак.— Я тебе покажу Спартака…

На шум из соседней комнаты вышел человек лет сорока. Его голова с оттопыренными ушами, казалось, не имела шеи, а глаза со вспухшими веками были выпучены, как у совы. Он переводил взгляд со стражника на Децебала, видимо, пытаясь понять, кто из них затеял ссору.

— Тут было названо имя Спартака,— произнес он, наконец, неестественно тонким голосом.— Победа над Спартаком прославила моего прадеда Марка Сильвия Феликса. Когда Спартак со своим сбродом проходил мимо нашего города, мой прадед выступил против разбойников во главе конного отряда. Ему удалось ранить Спартака, после чего гладиаторы отступили и Помпеи избежали грозившей им беды. Я приказал изобразить эту сцену, чтобы каждый переступающий порог знал, что здесь обитает потомок спасителя Помпеи.

[admin]

Децебал смотрел на Везувий. Эта гора напоминала ему вершины родных Карпат, с которыми он дружил в детстве, по которым, став юношей, он бродил с посохом и пастушеской дудкой. Он вспоминал луга, живые ковры, сотканные из сочных трав и пестрых цветов, гомон птиц, жужжание пчел и стрекотание кузнечиков — звуки и голоса утраченной родины.

Они были заглушены топотом ног, отрывистыми выкриками на чужом языке. В горы пришли римляне. Децебал стал пленником, как и Спартак. Фракиец, наверное, был тоже пастухом и пас овец или коней на противоположном склоне тех же гор. И, став гладиатором, Спартак, как и он, Децебал, смотрел на Везувий,— из гладиаторской казармы Капуи эта огромная гора, наверное, тоже видна. И поэтому, добыв свободу, он повел своих воинов сюда. Закрыв глаза, Децебал видел лестницу, раскачивавшуюся над пропастью, и фигурки спускающихся по ней людей.

Когда гладиаторы, оставались одни, Децебал рассказывал им о храбром фракийце. Воображение дополняло ему то, о чем не успел исповедать Юба. С горящими глазами слушали гладиаторы о схватках Спартака под стенами самого Рима, о победах над прославленными римскими полководцами. Будучи сам гладиатором, Децебал догадался и о том, что происходило на самом деле. Окруженные гладиаторами, надменные римляне сражались друг с другом. Но как только Децебал начинал говорить, что и они должны последовать примеру Спартака, огонь в глазах слушателей угасал.

Многие прислушивались к Кирну.

— Братья мои,— разглагольствовал он.— Не меч принесет нам спасение, а терпение и любовь к ближнему. Христос скоро вернется на землю и воздаст каждому по делам его. Чаша гнева божьего выльется на Содом и Гоморру и испепелит тех, кто заставлял проливать братскую кровь.

[admin]

О проповедях Кирна узнал ланиста. Он бросил Кирна в карцер как христианина. Обычно должностные лица вызывали человека, подозреваемого в принадлежности к тайному вероучению, и заставляли его поклясться, что он не христианин. Но от Кирна потребовали только, чтобы он в присутствии гладиаторов обругал Христа и принес жертву статуе Юпитера вином и ладаном.

Кирн отказался выполнить это требование и, несмотря на пытки, не выдал тех, кто перешел в новую веру. Ланиста решил не выпускать Кирна на арену, а держать его в карцере до прибытия из Африки партии хищников, чтобы скормить его им.

Как зверь в клетке, неслышными шагами бродил Децебал. Несколько дней назад через рабынь ему удалось раздобыть пару гладиусов и спрятать их. Он пробуравил в двери своей камеры отверстие и научился открывать через него наружный засов железным крючком. Что готовит ему эта душная августовская ночь? Его первый бой будет с римлянами. Силу его рук узнают не товарищи по неволе, а враги. Если ему суждено пасть в бою с врагами, он погибнет, как Спартак.

[admin]

Царившая вокруг тишина нарушалась воем сторожевого пса. Его будка была у стены карцера, куда бросили Кирна. Децебал ранее не слышал, чтобы этот огромный молосский пес выл. Животное, страшное на вид, давно уже привыкло к гладиаторам и лаяло, лишь когда кто-либо снаружи приближался к казарме. Этой ночью в его вое было что-то зловещее, пугающее, словно животное предчувствовало неотвратимую беду, чью-то близкую гибель.

Вдруг какая-то сила швырнула Децебал а в угол камеры. Задев ногой лежанку, он вскрикнул от боли. Пол под его ногами заходил ходуном. Снаружи раздались крики стражников, отрезвевших от страшного подземного толчка.

— Клянусь Геркулесом! — воскликнул один из них.— Так же задрожала земля, когда я был мальчишкой. На моих глазах вилла соседа рассыпалась на куски. Все, кто там жил, погибли под обломками.

— А я был близ Неаполя,— откликнулся другой стражник.— У нас в щель провалилась отара баранов вместе с пастухом.

— Видно, подземным богам захотелось баранины,— пошутил первый стражник.

— Смотри, как бы тебе самому не провалиться в Аид,— испуганно отозвался другой.— И у подземных богов есть уши.

И как бы в ответ на эти слова что-то загрохотало снова. По черепицам крыши застучали камни. Спасаясь от каменного града, стражники скрылись под сводами внутренней галереи. Децебал слышал их прерывистое дыхание.

[admin]

Рушился план, ставший жизнью Децебала. Скоро утро. Повара начнут разбирать поленницу и обнаружат острое оружие. А если…

И он забарабанил кулаками в дверь изо всей силы.

— Откройте! Откройте! — закричал он.

— Что тебе? — послышался раздраженный голос стражника.

— Помогите! Меня придавило.

Стражник подошел к двери. Отворять камеру ночью запрещалось. Пока стражник размышлял, что ему делать, дверь камеры открылась сама. К римлянину метнулась тень, и страшный удар кулака обрушился на его голову.

[admin]

Труднее было справиться с другим стражником, спешившим на помощь товарищу. Но в руках Децебала был меч, взятый у убитого. И схватка была недолгой.

Скорее к камерам друзей! Как жаль, что погасли факелы. Засовы придется открывать наощупь. Скорее, скорее, пока не услышали стражники, охраняющие казарму снаружи.

Руки Децебала, нащупывавшие засов, дрожат. За дверью одобрительный шепот.

— Выходи!

И так семьдесят камер на первом и втором этажах. Семьдесят дверей и засовов…

Когда толпа гладиаторов заполнила внутреннюю галерею и двор казармы, по времени должно было светать. Но солнце не могло совладать с мглой. Серый, как бы дымный свет смазывал очертания предметов. Оттуда, где находился Везувий, слышались звуки, напоминавшие храп великана. Казалось, Везувий уснул и землю покрыл мрак, чтобы не тревожить покой горы. Но нет, это не был сон Везувия, а его пробуждение. Над вершиной взметнулся огненный столб, и снова камни посыпались частым тяжелым дождем.

— Смотрите, друзья! — воскликнул Децебал.— Спартак зажег на Везувии факел свободы.

И не было в толпе гладиаторов ни одного, кто бы не поверил этим словам. Недаром же столько месяцев дакиец молился духу горы, призывая проклятья на головы римлян. И божество вняло его мольбам. Огонь вырвался из чрева горы и обрушился на город.

Камни летели с такой силой, словно бы кто-то невидимый пускал их из огромной пращи. Земля тряслась в страшных, мучительных судорогах. С грохотом падали статуи со своих пьедесталов. Рассыпались мраморные колонны. Разваливались виллы, созданные трудом невольников. Рушилось все, что казалось вечным и незыблемым. Горели леса. Запах гари соединился с вонью серы. Мгла раскалывалась молниями.

[admin]

Эта гроза, эта буря, эти перекрещивающиеся в небе как мечи молнии рождали в душах гладиаторов небывалое ощущение свободы и вместе с ним почти забытое в Помпеях чувство радости. Не Везувий извергал лаву, а ярость клокотала в груди обреченных на смерть; не скалы гремели, обрушивая на город камни, а рабы распахнули темницы, разорвали оковы. Они сами были частицей восставшей природы.

С улицы доносились детский плач, женские вопли, лай собак, рев ослов. Дети звали родителей, родители — детей, пытаясь распознать их в темноте по голосам. Напуганные горожане спешили к Стабиевым воротам, чтобы покинуть Помпеи. Многие молили богов о пощаде, но боги не слышали их криков и мольбы. Или больше не стало богов, и для мира наступила последняя ночь, тот первозданный хаос, из которого на заре времен возникло все сущее?

Ворота казармы с вечера на запоре. Убегая, стражники взяли ключи с собою. Сверху каменная стена утыкана гвоздями. В темноте ее не перейти. — Децебал! Что нам делать? — слышались голоса гладиаторов.

— Друзья!-— крикнул дакиец.— Идемте к столбу позора.

На середине двора был вкопан в землю толстый гладкий столб. К нему привязывали тех, кто был недостаточно расторопен во время тренировок или дерзок с рудиариями. Палящее солнце и мухи, облеплявшие тело, были пострашнее карцера. И не было дня, чтобы у столба позора не корчился человек.

Раскачать и вытащить столб было делом нескольких мгновений. Ярость и жажда мести удесятеряли силы. Столб позора превратился в таран. Створки ворот вылетели из петель и с грохотом отлетели.